А тем временем за стол к героям подсел странный худой субъект с запавшими глазами заядлого пропойцы.

— Я вижу, вы приезжие? — спросил он, ехидно ощерившись.

— Ну и что с того? — удивился Агамемнон. — Тебе до этого какое дело?

— Хотите здорово развлечься? — спросил незнакомец. — Меня все тут знают. Я торгую забвением, также в наличии есть девочки всех возрастов и комплекций.

— Торгуешь чем? — переспросил Парис, задумчиво смакуя превосходное вино.

— Забвением, — повторил незнакомец. — Вы ведь в землях лотофагов, а это единственное место в Греции, где легально разрешена торговля наркотиками.

— Парко… чем? — не понял Аякс, неприязненно поглядывая на торговца забвением.

— Не важно. — Незнакомец махнул бледной рукой. — У меня есть классное курево, сонная трава — ее пьют, и порошок счастья — его нюхают. Напудрите им ноздри, и сразу на Олимп попадете.

— А амброзия у тебя есть? — с ухмылкой спросил Одиссей.

Незнакомец испуганно огляделся.

— Нет, — шепотом ответил он, — она для смертных запрещена, но порошок счастья по эффекту ей почти ничем не уступает.

— И сколько? — вполне серьезно поинтересовался Гектор.

— За один мешочек два золотых.

— СКОЛЬКО?!!

— Да не пугайтесь, товар того стоит. Я продаю со стопроцентной гарантией.

— А испытать перед покупкой можно? — осведомился слегка охмелевший от местного вина Парис. Незнакомец отрицательно покачал головой:

— Если бы вы были местными жителями, то да, а так я не хочу рисковать. Может, у одного из вас аллергия?

— Чего? — Герои недоуменно переглянулись.

— Да не важно, — усмехнулся незнакомец. — Так вы берете или нет?

— Я беру, — сказал Гектор, доставая из-за щеки две золотые монеты.

— Да ты сдурел! — заорал на него Агамемнон. — Такие деньги за неизвестно что.

— Это мое личное дело, — огрызнулся троянский герой, принимая у незнакомца маленький холщовый мешочек с непонятным порошком.

— Ноздри пудри лишь слегка, — посоветовал Гектору торговец забвением, — на дольше хватит. Кстати, общий эффект от количества употребленного порошка не зависит.

И сказав это, загадочный субъект испарился, вернее, весьма проворно покинул питейное заведение.

— Ну ты, Гектор, и дурак, — пробасил Аякс. — Лучше бы баб экзотических снял. Наверняка этот прохвост тебе обыкновенный молотый мел подсунул.

— Ничего, сейчас проверим, — ответил Гектор, развязывая мешочек.

— Спущусь-ка я в этот подвальчик, — тихо произнес Одиссей и, встав из-за стола, пошел в конец пивнушки.

Божественное устройство в его руке тихонько запищало.

“Ага, — подумал царь Итаки, — сейчас, сейчас”.

Тучного хозяина в винном погребке не обнаружилось, зато вин там было видимо-невидимо. Они хранились и в бочках, и в амфорах, и в лекифах, запечатанных сургучом. Короче, царь Итаки попал на настоящий Олимп для пропойц или Тартар — как кому нравится, потому что истинный ценитель любимого напитка Диониса живым из этого погреба точно бы не вышел.

Поглядывая на попискивавшее в руках устройство, Одиссей медленно пошел вдоль заполненных винами деревянных стеллажей. Божественный прибор, судя по всему, указывал куда-то в самый дальний конец винного погреба.

“Не может быть, — подумал царь Итаки, — не может быть, чтобы все оказалось так просто. Что делать алмазу в этой грязной дыре?” (Вот именно! — Авт.)

В конце коридора, тускло освещенного коптившими на стенах факелами, обнаружилась обитая медью дверь с греческой надписью: “Не входить”.

— Что, вообще не входить? — вслух удивился Одиссей, с трудом одолев сложное словосочетание, и пинком распахнул дверь настежь.

За дверью оказалось маленькое, плохо освещенное помещение, в центре которого пыхтел и сотрясался какой-то непонятный аппарат.

Прибор в руках Одиссея громко заверещал, а затем и вовсе отключился.

Царь Итаки озадаченно почесал смуглый нос.

Непонятный аппарат вовсю работал, и пахло от него… да, именно пахло от него бродящим вином.

— Так-так. — Одиссей подошел ближе.

Из громадного медного котла шли струйки белого пара, по прозрачным трубочкам бежала, бурля, красная жидкость. Сами собой раздувались складчатые меха. Чуть ниже котла имелось несколько изящных краников, под каждым из которых была пояснительная надпись. Под первым краником по-гречески было написано: “Вино полусухое Ольвийское. Выдержка 30 лет”, под вторым было выведено: “Вино сладкое Троянское. Выдержка 15 лет”. Надписи под остальными краниками были сделаны на незнакомом царю Итаки языке. Да он и греческий в общем-то не знал и больше догадывался, чем действительно мог свободно читать буквы родного языка. Но как пишется слово “вино” со всеми его сухими и полусладкими вариациями, в Греции знал даже девятимесячный младенец.

— Ага. — Царь Итаки сокрушенно покачал головой. — Ай-яй-яй, вот, значит, чем нас наверху поил этот толстозадый жулик. Где же он это чудо божественной инженерии раздобыл?

Еще раз внимательно осмотрев блестящую поверхность медного котла, Одиссей обнаружил на ней маленькую эмблемку Гефеста: скрещенные серп и молот.

— Дионис, скотина, — тихонько позвал царь Итаки, справедливо полагая, что в таком месте бог вина просто не может его не услышать. — Ау-у-у-у…

Прошло около десяти минут, прежде чем бог вина материализовался в пропахшем бродящим виноградом погребке.

— Как ты меня назвал? — сердито переспросил он.

— Я сказал, о величайший из богов, — мило улыбнулся Одиссей.

— Хм, значит, мне послышалось, — сделал логический вывод Дионис, с подозрением поглядывая на наглого смертного. — Ты меня звал?

— Звал. — Одиссей ткнул пальцем в пыхтящий аппарат и гневно спросил: — Это что?

— Это? — Дионис мельком глянул на медный котел. — Виноперегонный аппарат Гефеста. Я лично некогда заказал ему с десяток, дабы поддерживать среди местного населения свой имидж.

Одиссей протянул богу вина устройство с медными усами:

— Тогда почему оно его пеленгует?

— Почему? — удивился Дионис. — М-м… видимо, потому, что оно также сделано Гефестом.

— Но тогда получается… — Царь Итаки нехорошо сверкнул глазами. — Вы что, меня там, на Олимпе, за полного идиота держите? Мне что, теперь придется бегать за каждым изобретением этого хромого безумца?

— Полагаю, что так. — Дионис принял надменный вид. — И вообще, как ты смеешь, жалкий смертный, наезжать на самих богов?

— А то что будет? — дерзко поинтересовался Одиссей, но бог вина ему не ответил. Раздраженно сплюнув на пол, он медленно растворился в воздухе.

— М-да… — Одиссей снова сокрушенно покачал головой. — За эту сатирову работу нужно было просить не четыре, а пять бочек золота.

Царь Итаки, как всегда, снова продешевил, но делать было нечего. В это трудно поверить, но Одиссей был человеком слова, и не важно, кому он его давал, смазливой портовой шлюшке или всемогущим богам.

Владыка подземного царства Аид сидел на троне и со скучающей миной слушал коллективную жалобу четырех полупрозрачных душ.

— Это он, он первый начал, — тыкал прозрачным пальцем в одного из своих товарищей высокий худой старик. — Это он первый сказал: давайте его отвяжем и посмотрим, что потом будет.

— Нет, это клевета! — истошно кричал тот, которого обвиняли. — Я в прошлой жизни у тебя жену соблазнил, вот ты на меня все и сваливаешь.

Души гневно загалдели, и понять что-либо в их воплях было просто невозможно. Аид тяжело вздохнул и, дотронувшись до маленького сенсора на подлокотнике трона, отключил голограммы давно умерших греков.

— Что, до сих пор пытаешься выяснить, кто отпустил Цербера? — спросил появившийся из тьмы зала Дионис.

— Ага, — ответил Аид, вынимая из особого паза на троне маленький, переливавшийся всеми цветами радуги блестящий диск. — Вот пересматриваю записи душ… то есть, тьфу ты, матричные цифровые проекции личностей умерших смертных. Думаю, может, кто-то из них чего видел.

— Пустая трата времени. — Дионис махнул рукой.